Время шло своим чередом. Неподалеку от дома Феликса Козубовского располагался так называемый генеральский дом. По сравнению с жилищами местных жителей он был огромным. Построенный из крупных желтовато-оранжевых камней местных пород, он имел два высоких этажа, разные балкончики и мезонины, и, возвышаясь среди окружавшей его зелени, был хорошо виден и с моря, и со стороны военного дома отдыха, располагавшегося на горке с другой стороны беттинского пляжа. Когда мы возвращались к вечеру из далеких походов, то всегда издалека можно было видеть очертанья большого генеральского дома, блеск заходящего солнца в его окнах и высоченную акацию, расположившуюся уже во дворе у Феликса Михайловича. (Кстати использовал он это тридцатиметровое дерево для того, чтобы прикреплять к нему умывальник).
Какой генерал жил в генеральском доме - мне неведомо. Наверное, это тоже целая интереснейшая история. Возможно, что дядя Юра Абдашев, как писатель, что-нибудь знал об этом, но разговор о владельце генеральского дома как-то ни разу не заходил. Хотя дядя Юра рассказывал нам много красивых и увлекательных историй во время наших замечательных совместных обедов и ужинов в дедовском доме, на которых присутствовало все его население - от мала до велика.
Во время таких обеденных рассказов дядя Юра вынимал свои длинные худые ноги из сандалий и устанавливал их себе на стул таким образом, что его писательская голова с "Беломором" во рту оказывалась между них. Руками он обхватывал свои нижние конечности, что позволяло ему удерживать конструкцию в равновесии, и только длинными худыми романтическими пальцами регулировал деятельность сигареты во рту. Запах беломорского дыма не только никому не досаждал, а, напротив, придавал происходящему какой-то особо приятный аромат, тем более, что дело происходило на уютной открытой веранде, увитой виноградом.
О многом рассказывал дядя Юра, и все мы увлеченно слушали его, а Дед иногда добавлял и свою какую-нибудь, как правило, шутливую историю. Но вот о генеральском доме, о его владельце мы никогда ничего не слышали.
А о доме я заговорил потому, что там в то время, когда Феликс Михайлович остался один, разместился пансионат какого-то московского химического института под названием "Кристалл". Дед любил посиживать на скамье перед своим домом. Причем он сидел не как обычные пенсионеры - на лавочке, а за столом - как директор - со своей бородкой клинышком и интеллектуальным лицом. Основанием столу, покрытому линолеумом, служил огромный пень, появившийся в результате спиливания сестры огромной акации, которая располагалась во дворе дедова дома.
Дед сидел за своим столом как бы на небольшой площади, куда выходил и его дом, и генеральский, и летняя открытая столовая пансионата. Таким образом, вся жизнь "Кристалла" проходила у Феликса Михайловича перед глазами.
Шествовали то на обед, то на пляж отдыхающие химики. Распоряжались хозяйственные работники. Целыми кричащими и галдящими жизнерадостными отрядами проходили к морю пионеры. Реки возбужденных детей и подростков выливались из ворот расположенного как раз между латифундией Деда и владениями "Кристалла" пионерского лагеря, относившегося к ведению краснодарского края, что придавало происходящему черты еще большей простоты и непосредственности. За воротами лагеря в специальной будочке всегда дежурили специальные пионеры в галстуках и пилотках с кисточками, предназначенные для охраны своей территории.
Вечерами владения латифундиста пронизывали звуки детского духового оркестра, порою не совсем благозвучные, сопровождавшего пионерскую "линейку". Оркестр играл громко. Особенно обычно усердствовал толстый наиболее крупный мальчик, который, с позволения сказать, играл на басовой трубе.
Оркестр знал только два марша - на приход и на уход. И, конечно, Гимн Советского Союза. Я не знаю, как назывались эти марши, но, кажется, - разбуди меня среди ночи или сделай со мной что-нибудь такое, что приведет меня в шок или заденет какие-нибудь жизненно-важные центры моего организма, и я спою эти марши без запинки, "как Отче наш" от начала и до конца, так и не поняв, что со мной произошло. Такое уж это дело - духовая музыка.
Так что летом, с приездом отдыхающих, на маленькой площади перед домом по улице Мира 30 жизнь кипела и бурлила. Но ведь была еще и зима. Длинная и одинокая. Да и летом жизнь кипела перед домом, но отнюдь не в нем...
Феликс Михайлович был все еще крепок и полон сил, но ему одному они были ни к чему. И так уж случается в жизни - нашлись существа, которым была необходима Дедова помощь и нерастраченная потребность о ком-то заботиться и кого-то любить.
« ГЛАВА 3 ПОВЕСТЬ БЕТТА. ГЛАВА 5 »
